ПОБЕРЕЖЬЕ Рыбинского моря

В рамках общероссийского Дня памяти жертв политических репрессий 30 октября, как правило, проводится немало мероприятий, направленных на то, чтобы не были забыты печальные страницы истории нашей страны, не остались без внимания те, кому пришлось вынести тяготы и лишения. 

- Огромное спасибо за это, - благодаря за подарок и цветы от администрации Рыбинского района, говорит 86-летняя жительница поселка Песочное Таисия Ивановна Олисова, у которой в далеком 1937 году был арестован и расстрелян отец.

На вопрос рассказать о себе и о своей жизни, она с горечью замечает: «Да, какая это жизнь!..».

Возникает недолгая пауза, во время которой начинают влажнеть ее глаза. Она отводит взгляд в сторону. Но через доли секунды вновь смотрит чистым взором и с чуть пересиливающей переживания улыбкой, образующей тонкие морщинки на лице, рассказывает:

- Мне было семь лет, когда папу арестовали. Я хорошо помню, как пришли к нам с обыском. Это было в 1937 году в селе Пограничное, Новоузенского района, Саратовской области. Была зима. Ночь. Мы - мама, брат и я - спали. В дом пришли трое. Нас согнали с постели. Все в доме перевернули. Постельное белье было располосовано на кусочки и раскидано по комнате. Перья из подушек летели в разные стороны. В кладовке перевернули ларь и рассыпали, хранящиеся там скудные запасы зерна. Маму, ее зовут Евдокия Ивановна, к стенке приперли: «Давай оружье». «Вы что? Какое оружие?- удивлено отвечала она и бесхитростно добавила, - Вон у нас в углу стоят только топор и лом». За это получила удар по лицу. Мы с братом - в плач… «А где хозяин? - спрашивают. «Он на работе». Папа, действительно, в тот момент находился на работе. Он был конюхом. Уже на утро нам стало известно, что он арестован и препровожден в здание сельсовета. Всего под арестом оказалось шестнадцать человек. К ним никого не пускали. Но мне удалось повидаться с папой благодаря женщине, которая работала в сельсовете. Она пришла к нам и говорит: «Ивановна, давай хотя бы Таю проведу, чтобы она с отцом повидалась». Вот, она провела меня к отцу. Там было сильно накурено, и через клубы дыма едва пробивался свет от большой керосиновой лампы «Молния». Я подошла к отцу. Он стал говорить, чтобы мы с братом Колей, который на два года старше меня, берегли маму. Потом всех арестованных увезли в крытой машине. С тех пор начались тяжкие испытания в нашей жизни».

В подготовительных материалах книги памяти Саратовской области есть сведения об ее отце Иване Тимофеевиче Бирюкове. Там сказано, что родился он в 1892 году в селе Пограничное Саратовской области и там же проживал. Был членом колхоза «Новая жизнь». Арестован 19 декабря 1937 года и по обвинению в контрреволюционной агитации 25 декабря приговорен тройкой при УНКВД по Саратовской области к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 28 декабря 1937 года. Место захоронения - Саратов. Реабилитирован 4 февраля 1963 года Саратовским областным судом.

Эти скупые сведения не дают полной картины того, что пришлось пережить самому Ивану Тимофеевичу и его родным в те времена, о которых Таисия Ивановна помнит еще и в связи с проводившимися 12 декабря 1937 года выборами в Верховный Совет СССР, которые известны, как первая избирательная кампания, проводившаяся на основе конституции 1936 года. В ходе этих выборов отрабатывался механизм сочетания внешне демократической кампании с жестким контролем со стороны партийного аппарата. Жертвой этого жесткого контроля и стал, по всей видимости, колхозный конюх Иван Бирюков. Свой след оставил этот партийный подход и в судьбах его детей.

Они были «дети врага народа». Как вспоминает Таисия Ивановна, ни в октябрятах, ни в пионерах, ни в комсомольцах она не была. И постоянно чувствовала особое к себе отношение.

- В школе нас не признавали даже учителя. Мы были, как отшельники.

Врезалось в память, например, то, что ей никогда не доводилось на равнее с другими учащимися в качестве обязательного питания получать чай и булочку, выдаваемые на переменах между уроками. «Нас обносили стороной», - говорит она. А когда хотелось поиграть с одноклассниками, то слышала в свой адрес: « А…, ты, такая, сякая».

Евдокия Ивановна, переживая за своих детей ничуть не меньше, чем они сами, стала искать возможность сменить место жительства и переехать к своим близким в райцентр Новоузенск. Там жили ее племянницы. Они согласились их приютить. Чтобы перевезти нехитрый скарб и детей женщина направилась в сельсовет, попросить подводу. Ведь дорога предстояла неблизкая: от села до Новоузенска примерно 40 километров. Но лошадь с подводой не дали. И тогда Евдокия Ивановна решила все бросить, взять только самое необходимое и отправиться в дорогу пешком. Она навязала себе и детям узелочки и вывела их из дому.

- Было лето. Стояла невыносимая жара и очень хотелось пить. Но мы все-таки прошли эти сорок километров, - вспоминает Таисия Ивановна. – Мамины племянницы нас приютили и мы там стали учиться. Брат в техникум поступил. Потом его взяли в армию. Он хотел стать летчиком. Но в армии, как чуть чего, так ему напоминали – «враг». Был даже такой момент, что он чуть сам не распрощался с жизнью. Хорошо, что вмешалась мамина сестра Ольга, которая написала письмо в Москву. Мечта Николая все же исполнилась - он стал летчиком. Я школу в Новоузенске заканчивала. После училась в торговом техникуме в городе Энгельс. В поселок Песочное мы приехали в 1956 году по назначению, полученному моим мужем после окончания Ленинградского строительного института. Он инвалид войны, работал инженером–строителем, а я была на заводе бухгалтером. Помню, в 1963 году как-то подходит к нам партийный работник и говорит: «Таисия Ивановна, Леонид Арсеньевич, вы должны вступить в партию». Я возражаю: «Какая может быть партия, если я ни в октябрятах, ни в пионерах, ни в комсомоле не состояла?» Ответ был коротким: «Тогда вы не будете тут работать». Пришлось дать согласие. В райкоме нас кандидатов в партию было человек семь. Большая комиссия за столом. Всех «гоняли» по вопросам знания партийного устава. А меня сразу попросили рассказать биографию и главный вопрос - про отца: «А он не враг?». Я говорю: «Какой же он враг... Конюхом работал в колхозе». «А может быть?..А все-таки?..». Когда вышла из комиссии, те из кандидатов, кто еще там не был, спрашивают: «Ну, как?»  Я говорю: «Весь устав партии рассказала» - и смешно, и грешно это было.

В Песочном Таисия Ивановна по-прежнему живет в доме, который был выделен их тогда еще молодой семье боле полувека назад. Уже прошло лет пятнадцать, как ушел из жизни Леонида Арсеньевич. Она хранит о нем добрую память. Ведь, когда вопрос о выделении хоть какого-нибудь пособия для Евдокии Ивановны оказался отрицательным, он сказал: «Мама, ничего не выходит, будем кормить тебя». Так она, не получая от государства ни каких пенсионных выплат вместе с ними прожила до 96 лет.

Наклеенную на картонке, пожелтевшую и истрепанную от времени фотографию, на которой запечатлены пять женщин, Таисия Ивановна безошибочно извлекает из кучи снимков, высыпанных на стол из двух больших пакетов, и бережно протирает рукой, как бы надеясь, что после этого лица будут видны четче.

- Вот моя мама, - показывает на статную девицу в темном платье, по которой сверху донизу, как молния, пролег излом трещины.

Чуть больше времени ушло на поиск единственной в семейном архиве фотографии отца. Он изображен сидящим с раскрытой книгой, а напротив – друг. После того, как щелкнул затвор фотоаппарата, книга, вероятно, была захлопнута. Так же резко, но уже после щелчка оружейного затвора, была захлопнута и книга жизни самого Ивана Тимофеевича Бирюкова.

- В последнее время много разного про Сталина приходится выслушивать, - говорит Таисия Ивановна. - Я не могу утверждать, что это все из-за него. Просто, наш отец кому–то помешал. Мы до сих пор не знаем подробностей. Время такое было.

Николай Кочкин