Александр Кочкин

В том же наряде, да в чужом посаде

Часть 6.

В сущности, не так уж и плоха была идея сселения жителей неперспективных деревень в агрогородки. Она не спонтанно пришла, ее выдвигала сама жизнь. Поскольку внутрихозяйственная структура укреплялась, то и сселение, вроде бы, экономически оправдывалось. И то сказать: только название шикарное – агрогородки. На самом же деле просто укреплялись центральные усадьбы хозяйств, где сосредоточивалась основная производственная и социально-бытовая сферы.

Мне знакомо множество примеров, когда механизаторы, доярки и прочие «кадры сельского профиля», имея добротные дома в так называемых неперспективных деревнях, писали слезные заявления, настойчиво требуя (в противном случае грозясь уехать) предоставить им жилье на центральной усадьбе. Понять их, пожалуй, можно: семьи сравнительно молодые, дети – школьники, подростки. Младшим детский садик, школа нужны, старшим – развлечения: клуб, дом культуры, спортивный зал... Да и самим родителям на отшибе не глянется, машинный двор и животноводческий комплекс возле центральной усадьбы. В центре все торговые, административные и социально-бытовые точки. Опять же – водопровод, газ...

Людям так называемого активного возраста трудно понять стариков, ворчливо поносящих неуемную прыть молодых. Но протестуют-то скорее интуитивно, чем осознанно. Старость зовет на покой, память дорожку стелет. Куда? А поближе к дедовским могилам. И то сказать: стара изба, да печь тепла...

Доподлинно знаю, переселяются не без боли в душе. Приходится в корне менять уклад жизни, рвать душевные привязки. Да ведь известно: куда низко, туда и вода течет. Хочешь не хочешь, приспосабливайся, мужик, к новым условиям быта. И для него стала заманкой «квартира с удобствами». Хотя сие понятие он воспринимает далеко не так, как горожанин. Иногда действительно рвутся те привязки, которым бы еще служить и служить...

Сошлюсь на то, как застраивалась центральная усадьба в моем родном колхозе «Новая Кештома». Подмяла она под себя плодородное поле между деревнями Кременево и Погорелка. Застроились первый двухэтажный 12-квартирный дом, административное здание, дом культуры похожий на большой сарай. Фотограф районной газеты никак не мог поймать в кадр «лицо очага культуры», на снимке он так и выглядел – сараем. За дорогой – ремонтная мастерская и машинный двор, сушильное хозяйство и комплексы для скота. Естественно, широко разворачивалось строительство жилья.

Не знаю, какую идею лелеяли проектировщики, задвигая в сельскую глухомань многоквартирное жилище городского фасона. Может быть решили удивить мужиков-дураков своим экономическим решением задачи: мол, экономия в материалах, в компактности. Но домина этот, похожий на гигантскую гусеницу, так и остался единственным на всей усадьбе. Стал он вроде перевалочной базы. Селились в нем те, кому край-неволя. Как только мало-мальски обживались, просили в правлении колхоза: «Хотим квартиру более подходящую для проживания». Смысл «подходящая» заключался в том, чтобы новое жилье не исключало сельские привычки и интересы. Потом стали строить 4-квартирые дома с лоджиями, с большими кухнями, где можно было готовить и для себя, и для всей домашней «живности»: для коровы, овец, поросенка, кур и гусей. Индивидуальным застройщикам дозволялось, разумеется, согласно генеральному плану, возводить двухквартирные типовые дома. В общем, появились целые улицы разноплановой застройки.

Любопытно проследить такую картину. Одна из улиц центральной усадьбы как бы входит в деревню Кремнево. Хоть и смыкаются дома, не прерывая улицы, граница хорошо видна.

 Деревенская улица в два посада – традиционные деревянные крестьянские дома. Рубленые «в лапу», они под одной крышей соединяют в себе и жилую половину, и сенцы, и двор с поветью. Многие «шиты тесом», с застекленными крыльцами-верандами, с палисадами по фасаду. А сколько красоты в кружевных наличниках окон, в деревянной резьбе, протянутой по карнизу, по закрайкам светелки – в каждой завитушке выражена любовь хозяина к своему, освященному веками, жилью! Даже на поленницу дров, что аккуратно сложена под вершком, любо-дорого посмотреть: полешко к полешку! Как говорят, еще не родясь, хозяин уже знал, куда рукой махнуть, куда ногу поставить. А русская печь – что за благодать! Стоит гора, в горе – нора, в норе – золотые яички. Хоть и занимает пол-избы, но притеснять ее хозяину нужды нет. Она и парит, и жарит, и болезни правит: «И для людины, и для скотины хороша!»

Но вся прелесть деревенской застройки кончается, когда продолжение улицы (граница центральной усадьбы) переходит в непривычный для деревенского пейзажа трафарет: комолые двухэтажные кирпичные коробки. Они – словно вставшие в шеренгу голышом, великовозрастные губошлепы. Когда прохожу, все удивляюсь: почему-то у квартирных жильцов двухэтажек нет того любовного прихорашивания своего многосемейного гнезда, как у хозяев, что живут в индивидуальных деревянных домах? Скажем, вот соседствуют два дома: привычный деревенский и «губошлеп». Первый – вроде бы: неказистый: приземистый, окруженный палисадом. Не палисад, а загляденье. Штакетник подкрашен в две краски – голубую и желтую. На клумбах – цветы, ухоженные заботливыми руками хозяйки. Окна в кружеве наличников. За стеклами – цветные узоры занавесок. На подоконниках – цветы, цветы...

А рядом... По деревенскому обычаю коробки тоже огорожены серым (никто и не думал красить) штакетником, видимо так полагалось согласно проекту застройки. Но это уже не палисады, а нечто вроде огородов. Кое-где раскопаны грядки. А большей частью – запущенность – заросли крапивы и бурьяна. Заборины перекошены, поломаны – никому до них дела нет. Живут здесь в основном животноводы, механизаторы – люди предельно занятые. Возможно, и в самом деле не доходят руки. Но и то тревожит: а вдруг эта стандартизация жилья стерла в крестьянском сознании выработанное веками чувство красоты?..

Я все больше склонен убеждать себя: пожалуй, экономия «на срубах» боком вышла. «Заковыка» ведь не только в заборах. Жители коробок тоже желают держать домашний скот, иметь приусадебники. Земли им нарезают далеко не под рукой, иногда в соседней или даже в отдаленной деревне. В центре из-за перенаселенности, понятно, земли нет. С этим привыкли мириться. А вот сарайка для содержания домашнего скота – тут уж отдай, не греши! Сараи понастроены по всему периметру подъездов. Проезды между сараями и подъездами сокращены до предела, скот должен быть как можно ближе к хозяйскому жилью. Ведь к нему приходится выходить и в мороз, и в стужу легко одетыми: то поросенку болтушку вынести, то курам пригоршню зерна... кое-кто умудряется корову в сарайке держать. Потому возле каждой – куча навоза. Навозная жижа, особенно летом, растекается чуть ли не до дверей подъездов. В жаркие дни кружатся тучи мух – антисанитария!..

Однообразие жилищ (квартиры по шаблону) породило свой эталон гордости. Теперь сосед перед соседом похваляется не вычурной резьбой наличников (на коробках они вообще не смотрятся), а новым ковром, который удалось купить по сходной цене. И наплевать, что в общем подъезде стены исцарапаны непристойными рисунками (затаенное творчество неуемных чад), что сломаны перила и выбита лестничная ступенька. Так и будут ходить, пока кто-нибудь не свернет шею...

Да что тут говорить: выбила жизнь крестьянина из привычной линии поведения, притупилось у него восприятие традиционной красоты, обрядности, духовности. Это могло бы быть большой темой для разговора. И дело, убежден, вовсе не в том, что люди сселялись в агрогородки. Неперспективные деревни сами по себе сходили на нет. Новое, что властно вторгалось в крестьянскую жизнь, не укладывалось в прежние рамки, ибо это, надо понимать, не способствовало ускорению производственного процесса.

Возникает вопрос: тогда в чем же причина? А в том, пожалуй, что социальный сдвиг, вызванный жизненной необходимостью, вместо того, чтобы упорядочить его в русле веками сложившихся традиций и условностей, стали загонять в искусственные рамки. Программа Нечерноземья проталкивалась сверху словно целый, отлитый на все времена блок. По шаблону на весь Союз. Да, шаблон был проработан в научных кругах, утвержден в правительственной сфере. Только спросить у мужика: гож ли он ему? – не удосужились. Стерпится, слюбится...

А как важно было каждый «кирпичик» этого блока замесить «на местной глине». Надеюсь, понятно о чем речь. И не только в вопросах жилищного и культурно-бытового строительства. Но и по всем параметрам Программы. Этого не произошло. «Блок» двинули в цельном исполнении по живому полю сельского уклада. Многое, что пробивалось ростками к свету, он подмял под себя, оставляя мертвые борозды.

-Вы не правы,- сказал мне секретарь райкома, с которым довелось беседовать на эту тему: - Программа вобрала в себя все лучшее, передовое из мировой практики хозяйствования...

Не спорю, лучшее. Но и лучшее далеко не сразу находит призна­ние. Мой собеседник не принял определения "блок". Он назвал "гор­диев узел". И тут де решительность Александра Македонского не предосудительна: он не развязал - разрубил узел!

Из крестьянской практики известно: на неподготовленной ниве и от лучших семян проку не жди. А тут?.. вернусь к сравнению с блоком. Выходит, не «блок» подгоняли к тому месту, где ему лечь, что было бы логически объяснимо, а наоборот, «место» подгонять стали под «блок».

Не отрицаю, идея программы правомерна. Скажу более – она назрела. Но «блок» (или «гордиев узел» - неважно) проходит через нравственную завязку тех людей, что у земли, выпестованных ею: через исторически сложившиеся нравы и традиции. С этим, хотим мы того или не хотим, надо было читаться. Правомерность новых установок должно бы согласовать с крестьянскими понятиями. Увы, этого не произошло. Не потому ли при первом же «ветре с иной стороны» новые власти от Программы Нечерноземья отвернулись. В подмену раскопали останки столыпинской реформы: «Обособляйся, мужик, на хуторской манер!» и снова: стерпится, слюбится... разумеется, никаких шансов крестьянину для самостоятельного выбора. Как всегда, силовое давление...

Сегодня легко осуждать «перегибы тоталитарной системы». Но если относить к перегибам Программу Нечерноземья, то в фермерской-то они, пожалуй, куда круче перегнулись. Та хоть готовилась исходя из научно-практической основы, вобрала в себя действительно лучший передовой опыт. И достижения уже проявились воочию: птицефабрики, свинокомплекс, широкая сеть жилищно-бытового и дорожного строительства, механизация трудоемких процессов, специализация и концентрация производства... Фермерское же «колесо», взятое напрокат из чужеродной среды, спустили с политической горки наобум. Все видим, как оно завихлялось – готово вот-вот упасть...

Я не против фермерства. Но вижу, что и та форма, которая проталкивается сейчас, вряд ли скоро приживется. Расчет на мелкотоварное фермерство явно бесперспективен, тем более, когда противопоставляется другим формам хозяйствования.

Сошлюсь на такой факт. Газета «Северный край» раньше часто предоставляла «трибуну» (довольно обширные статьи) председателю Ярославского объединения «Крестьянской партии» С. Замораеву, который непременно подчеркивал, что он еще и «заслуженный работник сельского хозяйства», и «депутат Госдумы Ярославской области», и проч. Но читаешь его статьи и удивляешься: как же однобоко смотрит этот «крестьянин от народа» на крестьянское дело! Казалось бы, подавляющее большинство разных мнений сходятся на одном: крестьянская перспектива – в многоукладной форме хозяйствования. Да и время это подтверждает. Замораев упорно твердит о каком-то вреде, который-де наносит сельскому хозяйству «колхозно-совхозная (понимай – коллективная) система». И понятия такого, как она трактовалась раньше, давно нет. Тому, что коллективные хозяйства (любой формы) оправдали свое жизненное право, подтверждений предостаточно. Трудно представить, как бы жила страна, если бы порушили (а такая мания при Ельцине была) все коллективные хозяйства.

Не иначе, как от подобных замораевых исходит в корне лживая версия, что население области выручают фермеры и частные подворья, якобы поставляющие в продажу более 50 процентов сельскохозяйственной продукции. Да и что такое частные подворья? Известно, понятие далеко не однозначное. Я, горожанин, можно сказать, тоже представляю частное подворье. Каждую весну, высыпая в числе других особей муравьиной стаи на поле, раскапываю загон (две сотки) под картошку. Всю весну, лето и осень верчусь с заступом, тяпкой, граблями. Собираю в банку колорадских жуков. Покупаю навоз, на который уходит половина моей месячной пенсии. Почти каждый год какая-то часть моего «урожая» попадает в руки жуков не колорадских, а двуногих, с человеческим образом. Наделы частников прямо-таки заполонила нематода, фитофтора... Остается только сожалеть о том времени, когда в соседнем совхозе два механизатора (подрядное звено) обрабатывали 120 гектаров картофеля и получали урожай по 150 центнеров с гектара.

В моей деревне Лешкино, что в Пошехонском районе, частными называют подворья (так, очевидно, везде) членов коллективного хозяйства. Да, у них огороды, картофельные участки, целое стадо (на деревню) коров и много другой живности. Но главная-то их опора – коллективные хозяйства. Картофельники пашут (кстати, и ведут последующую обработку) местные механизаторы. Любой такой частник понимает: не будь опоры на коллективное хозяйство, он «зашился» бы со своим подворьем. Я как-то попросил местного фермера вспахать картофельный надел, он мне прямо сказал: «Моя пахота тебе дорого встанет». Заломил такую цену – глаза на лоб полезли. А фермер пояснил: «Иначе мне выгоды нет – не могу».

В том-то и беда замораевых, что они, выступая, сознательно вносят политическую неразбериху в состояние крестьянского дела, которое в принципе-то должно быть обоюдно заинтересованным. Те же фермеры мне говорили, что им не хватает того опыта, той агрономической и зоотехнической практики, что накопили коллективные хозяйства.

Впрочем, суть вовсе не в том, что и куда, к какому началу относить. Важно избежать тех противоречий, сознательно запускаемых в крестьянскую среду, которые большей частью надуманы и не отражают истинного положения вещей. А вирус, как правило, заносится с политического «чердака» и культивируется для какой-то своей, нам непонятной цели.

Человек у земли испокон века несет свой пласт культуры. Противоречий в мирном соперничестве, если не раздувать извне, – нет. И в этом вся положительная энергетика. Жаль, что эта простая истина туго доходит до ума. Где бы учиться у крестьянина, постигать пласт его культуры, стоящие на другой ступени стремятся «поучать мужика». А это, как видим, приводит к печальным последствиям.