ПОБЕРЕЖЬЕ Рыбинского моря

-Николай Алексеевич, вы у нас на все Покровское поселение, пожалуй, единственный остались из фронтовиков-то? – больше убеждая себя, чем спрашивая, говорили соседи, в то время, когда пожилой человек, стоя перед объективом фотоаппарата, старался ни единым лишним движение не допустить искажения мгновения жизни, которое будет запечатлено на снимке. Таких мгновений «на память» о днях минувших у него мало. Есть фотографии в военном билете, паспорте. Без этого, понятно, нельзя. Еще есть уже выцветшая и потрескавшаяся фотография из довоенного детства, на которой он со своими тремя младшими братьями.

-Нам было не до фотографирования: работали, воевали…, - объясняет он.

Путь перегородила воинская баржа

В 1940 году Николай Молодцов закончил семь классов Покровской школы (Рыбинский район Ярославской области) и поехал в Рыбинск. Здесь он поступил на учебу в ремесленное училище №1. В течение года осваивал знания и навыки по специальности слесаря–инструментальщика и стал моторостроителем. Но поработать на заводе довелось всего несколько месяцев. Помешало наступление фашистских войск, которое в 1941 году привело к эвакуации предприятия в Уфу. 

Была поздняя осень, когда Николай, по шаткому трапу поднялся на палубу баржи вместе с другими эвакуирующимися. Чувствовалось, что всеми владело беспокойство перед дальней дорогой. Буксир натянул трос и мерно зашлепал деревянными лопастями по холодной воде. Мимо поплыли подернутые осенней сумрачностью волжские берега.

Морозы постепенно крепчали. День ото дня ледяная корка на воде становилась толще. 7ноября  буксир с баржой добрался до Кинешмы. Здесь пришлось задержаться и не только по тому, что, отмечали очередную годовщину Октябрьской революции. Путь перегородила, севшая на мель, воинская баржа.

Баржу с эвакуированными из Рыбинска оттащили в Пучежскую гавань. Пароходику, при этом, пришлось потрудиться так, что он даже все свои лопасти деревянные об лед пообломал. Семейных разместили по квартирам у местных жителей. А молодежь из «ремеслухи» оставили морозиться на барже. Жить там было невозможно, поэтому шесть парней и девушка решили возвращаться в Рыбинск. В числе их был и Молодцов. Пешком дошли до Костромы, а далее через Ярославль - домой.

Отдыхать пришлось недолго. В заводских цехах к тому времени работа не замирала. И Николай явился в заводоуправление, чтобы вновь влиться в ряды моторостроителей. Но ему отказали, сославшись на то, что ситуация для приема на работу не подходящая.

Вернувшись в Покров, он обратился к председателю колхоза «Заветы Ильича» Анастасии Новиковой с просьбой принять его в свой коллектив.

- Ну, что же, иди к моим девчонкам и ребятам, которые противотанковые рвы в Еремейцеве копают, - сказала она.

Это был трудовой фронт. И до плацдарма боевых действий оставалось чуть более сотни километров. Немцы стояли уже на подступах к Калинину (ныне Тверь). Участники трудового фронта строили оборонительные сооружения вдоль правого берега Волги: копали глубокие противотанковые рвы, траншеи, сооружали доты. Та линия обороны, до которой враг так и не дошел, и сегодня напоминает о военной поре осыпавшимися, поросшими травой и кустарником канавами. В конце 41-го наступление немцев у Калинина захлебнулось. Шли ожесточенные бои на подступах к Москве. Фронту требовались все новые и новые силы. Была объявлена всеобщая мобилизация.

Как Маресьев выбирался к своим

В военкомате толпилось огромное количество народу. Николай никак не рассчитывал, что в этой суете и толкотне кого-то еще может интересовать его личное желание о предстоящем месте прохождения воинской службы. Но, после того, как медкомиссия оставила в документах заключение «Годен к строевой», полковник, руководивший распределением, по отцовски глядя на еще совсем мальчишку, спросил:

- Где хочешь служить?

- А в Рыбинске нельзя? – без всякой надежды на положительный ответ спросил Николай.

- Почему нельзя… Можно.

В результате Молодцова зачислили в школу младшего комсостава. Она была создана на базе Каленколиченского пехотного училища, эвакуированного из Белоруссии, и располагалась на Каменниковском полуострове, в бараках, где до этого содержались заключенные.

Четыре месяца в школе младшего комсостава пролетели, как один день: в занятиях, учебных тревогах, марш-бросках. Однако пройти полный курс обучения и получить офицерское звание так и не удалось.

В августе 1942 года курсантов школы подняли среди ночи. Тревога была не учебной. Недоучившихся командиров направили в Москву. Там, на Внуковском аэродроме их ввели в состав воинской части, готовящейся к отправке под Сталинград. Рядовой Николай Молодцов был назначен вторым номером к опытному бойцу с противотанковым ружьем.

Недельку поучили стрелять, погрузили в эшелон и направили туда, где уже разворачивались самые драматические события второй мировой войны. До пункта назначения оставалось не так много, когда налетела немецкая авиация и стала бомбить железнодорожные составы, двигавшиеся в сторону Сталинграда. Под удар попали пять эшелонов. Немцы вывели из строя передний и задний, а затем начали косить всех, кто метался в поисках укрытия по  открытому полю, пулеметными очередями на бреющем полете. В этом первом боевом крещении Николаю повезло. Осколки бомб и пули его не задели.

После пешего перехода от места вынужденной высадки с поездов к линии обороны под Сталинградом, пополнение, заняв боевые позиции, сразу же вступило в бой. 22 августа 1942 года Николай с напарником, окопавшись на переднем крае, встречали врага, что называется, лицом к лицу. Их ПТР оказался под прицелом артиллерии. Были моменты, когда разрывы мин и снарядов не давали возможности поднять головы из окопа. Здесь-то и нашел его шальной осколок мины, впившийся в бедро левой ноги и переломивший кость.

- Я посмотрел на свои ноги и одну не только не увидел, но и не чувствовал, - рассказывает ветеран. – Кричу своему напарнику: «Ванька, мне ногу оторвало». Он подполз ко мне и говорит: «Да тут, нога-то за спиной, тебе и не видно». Он помог, поправил ногу и мне сразу легче стало. Потом он стал отползать на свое место. Тут его, видно, снайпер и взял в прицел. Только и прохрипел мой первый фронтовой дружок: «Вот и моя смертушка пришла». Остался я один в поле. К вечеру маленько пооклемался. Бой уже стих. В тишине слышу, то там, то тут кричат: «Помогите».

А как помочь, если и сам еле живой. Посмотрел, на свою рану - кровь едва сочилась. У меня были два санитарных пакетика. Прихлопнул к ране пару бинтов и перевязал сам себя. Потом приложил, имевшиеся при себе, два карандаша в виде шин и снова бинтом завязал. Три дня пытался ползти по пшеничному полю к своим. Чтобы нога не волочилась и не тянула, доставляя страшную боль, я ее ремнем привязал к поясу. Тогда полуденная жарища была ужасная, а ночи холодные. Крови литра два-три потерял. Потом она так запеклась в бинтах, что стала как гипс. Уже после войны, когда вспоминаю этот эпизод, невольно приходит в голову сравнение с Алексеем Маресьевым. Он тоже несколько дней с недействующими ногами выбирался к своим. Разница только в том, что ему испытание выпало в зимний холод, а мне в летнюю жару. Но оба могли помереть, если бы помощь не пришла. На третий день наши разведчики наткнулись на меня, взяли под руки и поволокли. А ногу тянет, больно… Хотел кричать. Они говорят: «Кричать будешь, бросим». Пришлось терпеть. Вытащили меня к дороге, предупредили, чтобы оставался на месте, дожидался, когда подберут. Слышу, едут к вечеру. Подбегает солдатик, старичок усатый: «Ну чего сынок, лежишь?». « Лежу», - говорю. «Ну, хорошо, лежи,  мы тебя на обратном пути заберем». На четвертый день повезли меня в полевой госпиталь. Два дня там лежал. Потом переправили в Камышин. Там разместили в бывшей конюшне. Из Камышина повезли в Вольск и только там сняли мой кровяной гипс и сделали операцию. Оттуда нас направили в Новосибирск. Там еще была одна операция. А уж после этого, в конце 1942 года, я приехал домой на костылях.

Но на этом для Николая Молодцова война не закончилась. Рана постепенно заживала и он уже мог ходить без помощи костылей, опираясь только на палочку. Весной 43-го его снова вызывают в военкомат и направляют на медкомиссию в Ярославль. При этом дают задание сопроводить в Коровники на пересылку заключенных с «левого берега».

Этот эпизод из военного времени тоже оставил свой след в памяти. Воспоминания о нем связаны большей частью с риском лишится не только документов, которые ему доверили доставить на пересылочный пункт, но и жизни. Ведь от заключенных, хотя и не похожих по внешнему виду на уголовников, можно было ожидать чего угодно, учитывая, что их было два десятка, а он один - с палочкой и противогазной сумкой через плечо, в которой лежало два сухарика. По счастью на пароходе, шедшем в сторону Ярославля, вместе с ними находились военные. Это помогло завершить водное путешествие без происшествий.

В состав комиссии в Ярославле входили доктор и несколько офицеров. Врач, видимо уже ознакомившись с документами, едва завидев перешагнувшего порог инвалида второй группы с палочкой в руке, замотал головой в знак того, что такой к службе в армии не годен.

А один из офицеров говорит: « Я его возьму».

Врач: «Ты видишь, он ходить не может. Будешь возить на коляске».

«Значит – буду возить», - отвечает тот.

Таких, как Молодцов, мало похожих на настоящих молодцов из-за болезней и увечий, полученных на фронте, но готовых выполнять свой воинский долг до конца, набралось человек семь. Их направили в Ивановскую область в БАО (батальон аэродромного обслуживания). Демобилизовался Николай Алексеевич в ноябре 1945 года.

Затянувшееся новоселье

После войны, в мирной жизни, начались напряженные трудовые будни, в которых он тоже принимал активное участие. Как мог, помогал в восстановлении народного хозяйства, занимаясь обслуживанием сельхозтехники. Позже освоил шоферскую профессию. И хотя, полученная под Сталинградом рана левой ноги иногда давала о себе знать болью, садился за баранку грузовика, с осознанием ответственности, говоря себе: «Ведь Маресьев смог…»

В настоящее время Николай Алексеевич живет со своими детьми Светланой и Сергеем и их семьями в Покрове в небольшом щитовидном домике, площадью около тридцати квадратных метров.

- Конечно же, тесновато. Но не беда. Скоро будет возможность перебраться в однокомнатную квартиру, которую мне как ветерану и инвалиду войны выделили в Костино, - говорит он.

Ордер на «однушку» ему, как выяснилось, выдали еще накануне празднования 40-летия Победы. Прошло пятнадцать лет с той поры, как можно было справить новоселье. Но переезд откладывался. На самом деле квартира была далеко не новой: гнилой пол, трухлявые рамы, осыпающаяся штукатурка. Не имея возможности сделать ремонт самостоятельно, Николай Алексеевич неоднократно обращался за помощью к чиновникам разного ранга. Пятнадцатилетнюю историю с «новой» квартирой он называет хождением по мукам. Бывший глава Покровской администрации Н. Жогин на просьбу помочь отвечал: «Вы видите, кризис. Денег нет». Ему вторили главы тогда еще Рыбинского округа В. Рубцов и Е. Сдвижков: «Средств нет». Обивая пороги чиновничьих кабинетов, ветеран исправно платил за предоставленное ему по ордеру жилье в течение тринадцати лет. А потом его терпение лопнуло. «Зачем платить, если я там не живу», - рассудил он. Но не терял надежды на то, что «кризис» когда-нибудь закончится и дело сдвинется с мертвой точки. В прошлом году не только поселенческая и районная, но и мировая экономика, как говорится, вошли в штопор. Но, не смотря на это, власти всерьез озаботились положением ветеранов Великой Отечественной. Не позабыли и о Молодцове. В администрации поселения и района изыскали возможность помочь ему с ремонтом. Николай Алексеевич с радостью готов позабыть все свои «хождения по мукам» и выражает слова благодарности.

Однако радость эту омрачает уведомление из МУП «Управляющая компания РМР», полученное еще в мае прошлого года, с требованием уплатить задолженность по жилью и коммунальным услугам в сумме около десяти тысяч рублей и, в случае невыполнения, с угрозой обратиться в суд.

-Вот теперь жду, когда меня судить будут, - тяжело вздыхая, говорит ветеран, удостоенный многих правительственных наград, в числе которых на почетном месте медаль «За оборону Сталинграда».

Николай Кочкин